в общем, тут такое дело... прочитала я как-то книжку "Время Бармаглота". впечатлилась. и некоторое время спустя напечатала енто...
кхм, кхм. как там положено...
ни на что не претендую, герои и прочая и прочая принадлежат Дмитрию Колодану, Честер, кое-кто исчо и "Золотой полдень" - соответственно Анджею Сапковскому. я тока взяла поиграться.
психодел, но не без логики. надеюсь.
P.S. местами прямо ссылаюсь на события "Времени Бармаглота", так что без знакомства с ним многие детали могут быть непонятны.
P.P.S. у меня даже не ворд, так что полагалась скорее на собственную грамотность.
А что было потом?...
итак, начинаем тихонечко ехать крышей...Раз, два, три, четыре, пять -
Я с ума схожу опять.
А на шесть назло им всем
Я с ума сойду совсем.
1.
«А это синица, которая в темном чулане хранится в мире, который построил Джек».
Слова засели где-то на задворках мозга и дёргают за невидимые рычажки. От этого нервы натягиваются, и Джек практически слышит как лопаются синапсы. Забавно, неужели никто не обратит внимания на звук? Он явно громче истеричного тиканья часов на стене.
Джек не помнит, когда они с Джил успели купить часы.
- Джек, ты ведь понимаешь, что всё это было нереально? - спрашивает Джил.
Мозг функционирует. Импульс, импульс, импульс. Кажется, один из них должен был заставить работать речевой аппарат. Но язык превратился в бесполезный кусок мяса. Разве с таким языком у Джека получится ответить?
Ирисы в вазе на белом-белом столе.
Яркий свет мешает разглядеть нависшие над ним силуэты.
Запах типографской краски.
- Не волнуйтесь, операционный стол — самое место для галлюцинаций. Он еще не отошел от шока, - говорит врач.
Джек смотрит, как капли дождя ползут по оконному стеклу. Пальцы непроизвольно мнут страницы раскрытой книги. Яркие черные буквы на серой бумаге якорем притягивают его к реальности. Остальное расплывается и растворяется под его взглядом. Он не понимает ничего из того, что написано в книге.
«А это синица, которая в темном чулане хранится в мире, который построил Джек».
Фраза, клещом вцепившаяся в беззащитный разум.
Джек немного ненадолго съехал с катушек. И чего только не породит воспаленное сознание! Не страшно. Вылечим, пройдет. Джил так думает. Все так думают. Кроме Джека.
Иногда по утрам Джек видит в зеркале фасеточные глаза, червивые зубы и склизкие усики.
Вместо Джека в зеркале отражается Бармаглот.
2.
Джека мучают кошмары. Нельзя увидеть абсолютное ничто буджума и спокойно спать по ночам.
Днём ему тоже несладко. Казавшийся когда-то таким надежным мир взял привычку то и дело взбрыкивать и разлетаться на осколки. Иногда Джек слышит чей-то шепот у самого уха. Иногда тусклые краски окружающей действительности вдруг расцвечиваются яркими пятнами и смутными образами.
Тротуар становится кислотно-желтым.
Фонарь прогибается и нависает над проезжей частью.
Люди теряют лица.
Он не видит своего отражения в витрине магазина.
Руки испачканы чем-то алым. Капли цвета медленно стекают по пальцам.
Джека лечат. Ему дают препараты. Какие-то таблетки. Много. У него есть расписание, а на холодильнике висит нарисованный Джил график. Он регулярно ходит в больницу. Это утомляет. Врач постоянно несёт какую-то околесицу. Джек давно перестал его слушать.
Он знает - лечение не действует.
Он сошёл с ума.
Необратимо.
Джил нервничает. Джек видит тревогу в её глазах. Заставляет себя стать нормальнее, но получается плохо. Вспышки цвета перед глазами застают врасплох, и он каждый раз непроизвольно дёргается. Порой ему кажется, что птицы собираются вновь. Тогда Джек слегка пригибается и настороженно смотрит в небо. А Джил смотрит на него.
Ей тяжело.
Вечерами она сидит на кухне в одиночестве и вертит в руках чашку с чаем. Неизменно крепким, неизменно без сахара. Джек старается ей не мешать. Всё то время, что он провёл заключенным в собственной голове, он страстно желал вернуться туда, где оставалась Джил. Плотники, бармаглоты, всеобщая охота за снарком... Проще было смириться. Но у Джека имелась путеводная нить.
Он вернулся.
Ради неё.
Благодаря ей.
Джил погружена в свои мысли. Усталость разливается по кухне удушливой волной, а отчаяние сочится из трещин в потолке. Незадолго до аварии у соседей сверху прорвало трубу. Кажется, это было в другой жизни. Они так и не обновили штукатурку. А теперь до неё никому нет дела.
Не стоило возвращаться.
Потому что больше ничто и никогда не будет прежним.
Джек больше ничего не чувствует к Джил. Она осталась в той, прежней жизни вместе со всеми планами, соседями и трубами.
А в этой есть только запачканные алым руки и буджумы по ночам.
Джек горько усмехается.
Он заставил Джил выкинуть из дома все зеркала.
Так он может хотя бы притвориться, что всё в порядке.
А Джил так долго не выдержит.
Сбежит.
И будет права.
За окном на западе медленно встает зеленое солнце.
3.
Она ушла, не попрощавшись.
Просто однажды вернувшись домой, Джек не обнаружил её вещей. Джил не оставила даже записки.
Ему было всё равно.
Его болезнь прогрессировала.
Тени словно зажили собственной жизнью. Теперь ночью Джеку не хватало лампы на прикроватной тумбочке. Он включал свет по всей квартире. Так ему было легче справляться с собой. Но от света резало глаза. А шуршание по углам не пропадало.
Как-то раз Джек испугался собственной тени. Хорошо, что это произошло не в больнице.
Он делал вид, что идет на поправку. Совершенно не хотелось попасть в психушку. Врач одобрительно улыбался, и количество сеансов психотерапии потихоньку сокращалось.
Дождь теперь всегда шёл снизу вверх. Становилось сложно ориентироваться в пространстве.
Ещё Джек потерял обоняние. Точнее, не чувствовал ни одного запаха, кроме запахов крови и солярки.
Они постоянно напоминали ему о Бармаглоте и его чудовищных экспериментах.
Память...
События, произошедшие с Джеком в абсурдной псевдореальности, казались чересчур четкими для простого предагонального бреда. Он помнил запах моря. Вкус устричного соуса, что прилагался к отрезанной девичьей голове, найденной на помойке. Ощущение шершавости под щекой, когда очнулся на полу в «Еже и фламинго».
Джеку поставили какой-то мудреный диагноз. И доказали, что он болен, а Бармаглот существовал и существует только в его больной голове. Он умирал, а его воспоминания о реальном мире переплелись в дикий клубок и создали мир, сплошь состоящий из людей-устриц, городов, залитых водой, и птиц. Но Джек выкарабкался. А предсмертный бред, сон, крутившийся в голове, пока он не приходил в сознание, продолжал аукаться.
Простое объяснение. Джек хватался за него, как утопающий за соломинку.
Толку от этого не было.
Галлюцинации становились всё реальнее. Джек начинал сомневаться в своём сумасшествии. Но бедный мозг продолжал цепляться за огрызок здравого смысла.
«Так и должно быть. Болезнь заставляет тебя путать воображаемое с действительным. Нельзя себе этого позволять», - упорно повторял Джек изо дня в день.
А окружающий мир продолжал утекать сквозь пальцы.
4.
Поздний вечер. Джек сидит на скамейке возле набережной. Свет фонаря фейерверком разбивается на миллионы сине-зеленых искр. Вода похожа на ртуть — серебристую и ядовитую. Джек не прочь отравиться.
В конце концов, он может просто прыгнуть.
«А это синица, которая в тёмном чулане хранится в мире, который построил Джек».
Дурацкая фраза отказывается оставлять его в покое.
Джек уже привык к ней. Она словно шум городских улиц. Не обнаружишь, что слышал его, пока не покинешь город и не окажешься где-нибудь в сельской местности посреди бесконечных полей.
И сейчас шум сходит на нет.
Галлюцинации неожиданно отступают. Свет — снова просто свет, а вода — всего лишь вода.
Мысли становятся ясными и почти осязаемыми. Джек выныривает из круговерти цветов и шепотков. Мир немного плывёт куда-то в сторону, но Джек готов поклясться, что уже давно не был настолько в своём уме.
Он вздыхает и бормочет:
- П-последнее просветление п-перед окончательной к-капитуляцией? А п-потом — шаг и м-милая комнатка с обитыми войлоком стенами...
Запах бармаглотова подвала наконец-то исчезает, и лёгкие наполняются мешаниной ароматов: тошнотворным запахом тины, свежим — лёгкого ветерка, раздражающим — жженой листвы.
Джек почти счастлив.
Он заметил, что завёл привычку разговаривать с самим собой, когда однажды на улице к нему привязалась какая-то бродяжка. Лохмотья, сальные рыжие патлы, грязные до безобразия ногти и распухший нос. Её появление заставило Джека обратить внимание на окружающий мир, и он с удивлением обнаружил, что вслух пытался уговорить себя не шарахаться от витрин. Бродяжка гундосила что-то о капусте и королях. По-видимому, принимала Джека за своего.
Сложно было винить её в этом.
Джек пытается поплотнее запахнуть пальто. Ветерок чуть более свеж, чем ему хотелось бы. Наступила осень. А он как-то упустил это из виду.
Река снова приковывает взгляд. Вода не ртуть, отравиться ею сложнее. Но что мешает ему утопиться?
Это действительно простое решение.
Так почему бы не решиться, пока он еще способен хоть что-то решать?
Скоро он так и так утонет в своем бреду.
Джек, пожалуй, предпочтёт воду.
5.
Он ни разу в жизни не пробовал топиться.
Но предполагает, что достаточно просто оказаться в воде и как можно глубже вдохнуть.
В реальности, не сдобренной его безумием, есть что-то почти болезненное. Ясность собственного сознания будто скальпелем режет мозг на ровные кубики.
Скальпель.
Плотник.
Буджум.
Джек улыбается воде.
- Заштопал ли ты носки?
Мягкий вкрадчивый голос. Джек резко оборачивается.
Рядом с ним на набережной сидит крупный темный кот.
- Простирнул ли исподнее?
Кот смотрит на него. Джек медленно моргает.
- Моё мнение, возможно, не особенно тебя интересует, но я бы посоветовал тебе надеть костюмчик поприличнее. Желательно, бордовый и в полоску.
Кот разговаривает. С Джеком.
Выдох. Не забыть вдохнуть.
- З-зачем?
Кот смотрит на него с укором.
- Работники морга — тоже люди. Раздувшиеся синюшные трупы и вполовину не так отвратительны, как раздувшиеся синюшные трупы в дырявых носках и грязном белье. А бордовый хорошо сочетается с нержавейкой. Отлично впишешься в интерьер морга.
Смысл сказанного едва ли доходит до Джека.
Он разговаривает с котом.
И это в момент просветления, когда вечернее небо наконец перестало выглядеть как шахматная доска, а Джек уверовал в возможность короткой передышки.
Болезнь просто перешла на новую стадию.
Надо было прыгать раньше.
- Надеюсь, ты оставил дома какую-нибудь бумажку с патетическими стихами о бессмысленности бытия? С подробным описанием собственных мытарств, меланхолии и трагической судьбы? Твоей девушке должно понравиться, хотя лично я всегда считал подобные поэтические потуги безвкусицей.
- Н-нет. Это излишне.
- Как насчет предсмертной записки?
Синие чернила заливают вырванный из ежедневника лист.
У Джека трясутся руки.
Знак.
Колпачок ручки отливает золотым.
Если бы это было ему по силам, Джек бы рассмеялся.
Он никогда не умел смеяться над собой.
Хотел оставить пару строк, оставить хоть что-то.
Глупо.
Это совершенно не его стиль.
И этот человек над заляпанной бумажкой со скромной пометкой «среда» в уголке - не Джек.
Вовремя одумался.
Джек качает головой.
- Прискорбно. Ты не умеешь радовать ближних.
- Н-никому не б-будет дела. З-зачем утруждаться?
Кот поднимается на лапы.
- Будь добр не заикаться, когда со мной разговариваешь.
- Б-боюсь, вы просите н-невозможного. П-последствия аварии. В-врачи сказали, что н-ничего не могут поделать.
Джеку нравится разговор. Пусть и воображаемый. Он уже давно ни с кем не разговаривал вот так запросто.
Кот вдруг начинает таять в воздухе, пока окончательно не исчезает.
В воздухе содержатся кислород, азот, аргон, углекислый газ и что-то еще.
Учебник химии был темно-фиолетовым и дряхлым.
Страницы выпадали.
Джек никогда его внимательно не читал.
Кислород, азот, аргон, углекислый газ...
Легче ли кошки углекислого газа?
Джек отводит глаза и снова смотрит на воду.
- Авария, говоришь?
Теперь голос звучит ближе. Джек вздрагивает.
Кот постепенно проявляется у его ног
- Д-да. Я едва в-выжил. Н-но зарботал некоторые п-проблемы... В основном с г-головой.
- Как занимательно. Например?
- Н-например, г-галлюцинации.
Джек выразительно глядит на кота.
У того на морде появляется ухмылка.
Иллюстрация.
Рисунок на футболке.
Очень знакомо.
- Ч-чеширский к-кот, полагаю?
- Так меня называют исключительно недалёкие существа. Обычно я откликаюсь на Честера.
- Ч-честер — это в графстве Ч-чешир.
- Скажи еще, что вспомнил, как тебе об этом рассказывали в школе.
- М-мне просто с-стало интересно, есть ли связь м-между вами и г-городом.
- Есть ли связь между вороной и письменным столом?
- Т-тогда почему Ч-честер?
- Потому что у некоторых очень туго с воображением.
Кот недовольно подёргивает хвостом, но выглядит как... как галлюцинация, смирившаяся со своей участью.
Джек едва не забывает с кем говорит.
- Д-да, у м-меня не самое б-богатое воображение в этой части г-города...
Честер впивается в него взглядом.
- Лучше бы ты переживал из-за своего непомерно раздутого эго. Не слишком ли большое самомнение — считать меня порождением твоего хиленького сознания? Джек, придумавший Честера, великого и ужасного. Не могу представить заявления более смехотворного, чем это.
- Я считаю, г-глупо отрицать п-правду. Я п-псих, и отрицание этого факта не сделает м-меня более н-нормальным. М-могу я признать это хотя бы п-перед своей г-галлюцинацией?
Кот ухмыляется.
- Нет, не можешь. Вынужден тебя разочаровать, но я вполне уверен в собственной реальности. И был уверен в этом задолго до того, как одним осенним вечером решил направиться сюда и проверить душевную организацию некоего самоубийцы на прочность. Ты не сумасшедший.
Не сумасшедший.
Разбросанные по полу книги.
Запись в истории болезни.
Ирисы в вазе на белом-белом столе.
Джил тихо плачет в ванной, думая, что Джек уже спит.
Осколки стеклянного фужера на полу.
Не видеть своё отражение.
Закрыть уши.
Ни на что не надеяться.
Джек ничего не отвечает.
- Солипсизмом, часом, не увлекаешься? - спрашивает Честер.
- Н-нет. Но м-мой рассудок взял за моду меня п-подводить. Я н-не доверяю ему. И с-своему восприятию. Т-ты не существуешь. Т-так же как не существует Б-бармаглота в моём отражении. И к-куска сыра вместо л-луны. И завихряющихся ф-фонарей.
- Какая похвальная категоричность! Что-то подсказывает мне, что мозгоправы приложили максимум усилий, чтобы внушить тебе это. Я всецело их одобряю - они умеют спасать заблудших овечек. Читают проповеди своей пастве, наставляют её на путь истинный, изображают из себя то ли великих целителей, то ли самого Господа Бога. Можно подумать, вскрытие душ человеческих позволяет им как-то возвыситься над патологоанатомами! - морда Честера презрительно кривится, - иерархия, интриги, личные счёты... Всё это суета сует, а пациенты меж тем ломаются, как пластмассовые куклы — эти кошмарно блондинистые жертвы кампрачикосов с аномально длинными ногами. Стоит посильнее потянуть за волосы, и вот уже летят резиновые головы вместе с населяющими их дурацкими мыслями и психозами. А потом кто-нибудь расчленяет тельце и смотрит на чём держатся ручки и ножки. Удобно, не правда ли? Конспирологи были бы счастливы, если бы кто-нибудь подкинул им идею и всемирном врачебном заговоре. Слаженные действия, умученные пациенты. Разум, душа, тело — разделить и исковеркать, что может быть проще? - кот начинает ходить кругами против часовой стрелки, выбрав Джека в качестве центра окружности.
Песок. Белёсый. Похожий на снег.
Цифра три, выложенная галькой.
Тень ползёт от единицы к двенадцати.
Испытывает ли время неудобства, сходя с проторенных дорожек?
- Проще, проще, - бормочет Честер. - Или я тороплюсь с выводами? Как разделить неразделяемое? Нож тут не помощник. Разум - от тела, разум - от души... Задачка не из школьной программы...
Монолог переходит в бессвязное бормотание.
Бред.
Ясно одно — Чеширский кот не переносит психиатров.
Джек не знает, как следует реагировать.
- Скажи, ты сам-то веришь в своё сумасшествие? - Честер бросает рассуждения о неразделяемом на полпути и возвращается к тому, с чего начинал.
Дождь за окном палаты.
Дождь за окном гостиной.
Сложно верить врачу, к лицу которого приклеилась дружелюбная улыбка.
Сложно верить окружающим, которые сыпят фальшивыми любезностями.
Сложно верить Джил, которая усредняет всё и вся.
Среднее арифметическое.
Понемногу из всего, что есть.
Никаких крайностей.
Сделай шаг в сторону.
Тебя никогда не признают своим.
Теперь реальность кажется неправильной.
Он помнит Зазеркалье так, будто побывал там наяву.
Если он не может верить себе, то кому может?
Джек снова молчит.
- Не веришь, - заключает Честер, - и ты не солипсист. Тогда , поправь меня, если я ошибаюсь, но, выходит, ты — овца мужеского пола, неотъемлемая составляющая стада. Выражаясь плебейским языком — баран.
- Б-баран?
- Напомни-ка мне, почему этим во всех отношениях чудесным вечером ты стоишь на берегу Темзы, обдуваемый лютыми ветрами, и бессмысленно пялишься на воду?
Молчание.
- Хорошо, тогда я тебе напомню. Ты пришел топиться. Смею тебя заверить, только бараны ходят топиться. Еще и лемминги, конечно, но я где-то прочитал что это распространенное заблуждение.
- М-мне следовало п-повеситься?
- Не тешь себя иллюзиями. От смены способа самоубийства меньшим бараном ты бы не стал.
Джек проводит рукой по лицу. Ему кажется, будто кто-то занавесил мир полупрозрачной вуалью. Он видит сквозь неё, да. Но видит недостаточно, чтобы решиться сделать шаг в каком-нибудь направлении.
- Я н-не знаю, во что в-верить. Чувствую себя б-беспомощным.
Чувства облекаются в слова.
Холод неожиданно ощущается гораздо сильнее.
Там, под кожей — кристаллики льда.
Алые струйки, текущие по рукам.
Глаза-стробоскопы в зеркале.
Страх отвратительной опухолью разрастается под сердцем.
Беспомощность пугает.
Неизвестность сводит с ума.
Причина и следствие меняются местами.
На самом деле, Джеку необходимо знать.
Кот снова ухмыляется.
- Тебе повезло, что я имею обыкновение отвечать на невысказанные вопросы, Джек. И, знаешь, ответ на твой вопрос до смешного прост.
6.
Бармаглот нынче на свободе.
И Джек больше ничего не может с этим поделать.
- Ты теперь один из нас, - говорит Честер.
Возможно, тем вечером Джек всё-таки прыгнул.
- Однажды пройдя сквозь зеркало, ты больше не можешь быть прежним, - Катерпиллер всегда курит вишнёвый табак.
От вдоха Джека отделяет толща воды.
Он погружается всё глубже во тьму.
Пузырьки воздуха стремятся на поверхность.
Мозгу не хватает кислорода.
Поэтому он снова начинает рассказывать себе успокоительную сказку. Сказку длиною в маленькую жизнь.
Смерть бывает весьма забавной.
- Все мы не менее реальны, чем плесень на влажном хлебе, - Заяц любит дурацкие сравнения.
Джек глядит на залитые солнечным светом улицы города.
Возможно, как раз сейчас одна за другой умирают клетки его мозга.
Мысль противная и очень упрямая.
Но Джек верит в реальность происходящего.
Почти.
«А это синица, которая в тёмном чулане хранится в мире, который построил Джек».
- Тебе лучше не концентрироваться на том, что говорит Бармаглот, - Честер отчего-то похож на газонокосилку, автоматическую и очень зубастую.
Разумеется, Джек никогда не строил никаких миров.
Зазеркалье само по себе. Оно не нуждается в творцах.
Дурная бесконечность.
Переходный пункт между «есть» и «нет».
Между жизнью и смертью.
Между безумием и рассудком.
Страна чудес.
Предсмертный бред наркомана.
Плод чьего-то воображения.
Чистилище для потерянных душ.
Ничто из этого не есть правда.
Быть может, правда — всё сразу.
Кто знает?
- Бармаглот лжёт, - садовая соня умеет вовремя вмешаться.
Возможно, если бы Джек поднапрягся, он мог бы почувствовать, как стучит кровь в висках.
Как удушье терзает тело.
Сосредоточиться на ощущениях.
Поймать ускользающее сознание за хвост.
Но ничего такого Джек не делает.
- Он любит путать. Просто не ходи за морковкой, - кот всеведущ. Или только делает вид.
У морковки цвет апельсина.
Общеизвестный факт.
У морковки цвет морской волны.
Так принято здесь.
Зазеркалье.
Это просто что-то, что ты обнаруживаешь по ту сторону зеркала.
Каждый видит в нём себя.
Для каждого оно существует по-разному.
Честер ухмыляется.
Над городом устриц проплывают рыбы.
Джек крепко держится за остатки рассудка.
- Самоопределись уже, не будь бестолочью. Чем дольше ты себя терзаешь, тем больше валерьянки тебе потом придётся употребить, - Шляпник опять лечится подозрительными настойками. И ни одна из них не пахнет валерьянкой.
Солнце ласкает кожу.
В городе всё спокойно.
Бармаглот не проснётся до вечера.
Где-то на побережье стоит дом, который построил Джек.
- Твоя человекоподобность тебе мешает. Меняй парадигму. А заодно и систему координат. Ты, конечно, человек. Но только в каком-то смысле, - Плотник говорит мало. На то он и Плотник.
Они все здесь «в каком-то смысле».
Даже Честер.
Тем более Честер.
Ему нравится теория вероятностей.
Пятьдесят на пятьдесят.
Всё всегда упирается в веру.
Джек откладывает карты в сторону.
- Считалки — полезная вещь. Но не тогда, когда орёл и решка по сути одно и то же. Практически представляю себе эту картину... Один, два, Джек, Джил, верю, не верю. Тыканье пальцем в небо. К тому же, тебе вряд ли понравится разбивать лоб, раз за разом скатываясь с горки. Даже сизифово наказание не было таким изощренным, - Заяц рассуждает. Лучше не обращать на него внимания.
Со случайностью смириться легко.
Но Джек слишком принципиален.
Он должен выбрать сам.
Прислушайся.
Бутерброды падают маслом вверх.
Истории начинаются с конца.
Джек улыбается.
- Всё, что тебе следует услышать, скажет твоё кровяное давление. Это буханье в каждом твоём сосуде. Прислушайся.
Его личный лимб.
Не потому ли, что Джек обидел Джил?
Нет, не так.
Он не отвечает за неё.
Он не отвечает за себя.
В этом нет смысла.
И всё же...
Не бывает совершенной бессмыслицы.
Дыхание.
Сердцебиение.
Жизнь.
Джек не прыгал.
Он верит.
Во что?
Проще всего поверить в небо.
Джек верит в небо.
Яркое.
Высокое.
Огромное.
Значит, вода — его собственный страх.
Страхи держат крепко, не дают двигаться.
А нужен всего один шаг.
Тело не дёргается.
Зеркальная поверхность дрожит.
От ладони по стеклу разбегаются круги.
В книжках часто пишут умные слова. Которые складываются, например, в инструкции по прохождению сквозь зеркала.
Джек пошёл за котом.
Из любопытства. И потому что больше некуда было идти.
Воздух кончился.
Всё, что помнит Джек — правда.
Ему плохо среди людей, потому что к людям он не имеет никакого отношения.
Он не сумасшедший.
Джек думает об этом и улыбается.
Вода успокоилась.
Поверхность где-то далеко.
Это всего лишь страх.
Джек знает правду.
Коты, зайцы и плотники и впрямь не менее реальны, чем плесень на влажном хлебе.
Один шаг.
...
В Зазеркалье странно и неуютно.
Но так, как должно быть.
Джек вернулся.
Он наконец дома.
если всё-таки кому-то ЕНТО понравится (>_>), и вдруг захочется куда-то выложить, плиз, спросите разрешения....
Какбэ фанфик...
в общем, тут такое дело... прочитала я как-то книжку "Время Бармаглота". впечатлилась. и некоторое время спустя напечатала енто...
кхм, кхм. как там положено...
ни на что не претендую, герои и прочая и прочая принадлежат Дмитрию Колодану, Честер, кое-кто исчо и "Золотой полдень" - соответственно Анджею Сапковскому. я тока взяла поиграться.
психодел, но не без логики. надеюсь.
P.S. местами прямо ссылаюсь на события "Времени Бармаглота", так что без знакомства с ним многие детали могут быть непонятны.
P.P.S. у меня даже не ворд, так что полагалась скорее на собственную грамотность.
А что было потом?...
итак, начинаем тихонечко ехать крышей...
если всё-таки кому-то ЕНТО понравится (>_>), и вдруг захочется куда-то выложить, плиз, спросите разрешения....
кхм, кхм. как там положено...
ни на что не претендую, герои и прочая и прочая принадлежат Дмитрию Колодану, Честер, кое-кто исчо и "Золотой полдень" - соответственно Анджею Сапковскому. я тока взяла поиграться.
психодел, но не без логики. надеюсь.
P.S. местами прямо ссылаюсь на события "Времени Бармаглота", так что без знакомства с ним многие детали могут быть непонятны.
P.P.S. у меня даже не ворд, так что полагалась скорее на собственную грамотность.
А что было потом?...
итак, начинаем тихонечко ехать крышей...
если всё-таки кому-то ЕНТО понравится (>_>), и вдруг захочется куда-то выложить, плиз, спросите разрешения....